Особой достопримечательностью парижских тротуаров можно назвать kiosques. И, поскольку гостям города приходится мучительно разбираться в том, какое же название улицы все-таки правильное, многие из них полагают, что киоски, торгующие картами города, почтовыми открытками и газетами, это мини-туристическое бюро. Как же они ошибаются!
Kiosquier, конечно, знает округу как свои пять пальцев, потому что киоски в центре Парижа решением городских властей достаются лишь самым умелым продавцам газет, с многолетним опытом работы на парижских улицах. Но даже это не гарантия того, что киоскер (редко – киоскерша) захочет поделиться своими знаниями с заблудившимся туристом.
Продажи ежедневных газет страдают от наплыва дармовой прессы, и за последние несколько лет доходы парижских kiosquiers (а их в городе около трехсот) резко упали. Труд киоскеров оплачивается за счет комиссионных – они получают 18 процентов от каждой продажи, но эта цифра уменьшается до 10 процентов чистой прибыли после жестоких поборов французской налоговой и социальной системы. Из этой суммы они должны заплатить за аренду киоска около 500 евро в год. При этом они не получают ни цента доходов от рекламы, размещенной на стенах киоска, если только постер не рекламирует журнал, который пользуется повышенным спросом. Так что киоскерам не до улыбок, даже если всем вокруг весело.
Спросить у киоксера дорогу – это все равно что попросить Карла Лагерфельда пришить пуговицу или укротителя тигров – поймать мышь. Это оскорбление его глубокому знанию окрестностей и их обитателей, к тому же у него есть миллион других способов заработать на жизнь.
И, подобно Карлу Лагерфельду и укротителям тигров, киоксеры зачастую обладают железным характером. Простоять одному в уличной палатке, с рассвета до заката, – это испытание не для слабонервных.
Kiosquiers самовыражаются не только в манере обслуживания покупателей, но и в мастерстве подачи товара. На самом видном месте, разумеется, выкладывается то, что лучше всего продается, но присмотритесь внимательно, и вы увидите, что среди популярных «Ле Монд» (Le Monde) и «Пари Матч» (Paris Match) притаились более скромные издания. Зачастую они носят политический, даже анархистский, и почти всегда сатирический характер – так киоксеры выражают свое «фи» истеблишменту. Мой местный kiosquier вырезает самые едкие антиправительственные карикатуры и наклеивает их над прилавком с ежедневными газетами.
Киоксеры – одиночки, как водители-дальнобойщики, разве что им сложнее делать остановки по нужде. Они не могут вот так запросто закрыть киоск и уйти в туалет (кстати, именно по этой причине так мало женщин выбирают эту работу). Моя знакомая однажды попыталась купить газету сразу после утреннего «часа пик», протянула деньги и услышала просьбу «подождать минутку». Заглянув в киоск, она увидела, что продавец газет мочится в пластиковую бутылку из-под минеральной воды. Разумеется, она не стала забирать у него сдачу.
Вот почему лучше все-таки спросить дорогу у прохожего, а не устремляться к более компетентному источнику информации. Если только вы не углядели в витрине киоска большой рекламный постер журнала «Пари Матч», разоблачающего подробности громкого скандала с Карлой Бруни, Джонни Халлидеем или другой знаменитостью. Тогда kiosquier, возможно, будет пребывать в достаточно благодушном настроении и укажет вам верное направление.
Армия чистоты
Если верить карте города, в Париже 5975 улиц. И стало быть, количество тротуаров вдвое больше, а то и не вдвое, потому что некоторые широкие улицы имеют островки садов посередине или площадку для рынка – разумеется, с тротуарами по обе стороны.
Для поддержания всех этих тротуаров в чистоте задействована целая армия уборщиков – около 4950 рабочих, которые опорожняют урны, выметают сточные канавы, поливают землю, собирают пустые бутылки, вывозят покореженную мебель, выметают мусор после рыночного дня и вообще следят за тем, чтобы густонаселенный Париж не превратился в одну большую свалку.
Согласно городской статистике, эти рабочие ежедневно выскабливают более 2400 километров мостовых, выбрасывают около 30 тысяч прозрачных целлофановых мешков с мусором, которые пришли на смену зеленым корзинам, некогда подвешиваемым к фонарным столбам (затем парижские власти решили, что непрозрачные урны – идеальное место для закладки бомб террористами).
В Париже трудятся без малого 380 уборочных машин разных размеров и конфигураций, которые бойко расправляются с мусором на городских улицах и тротуарах. Модельный ряд поражает воображение. Есть, к примеру, крохотные одноместные модули, которые крадутся по улицам, словно сгорбленные роботы, орудуя двойными щетками. Есть цистерны с водой на колесах, дающие возможность зеленому «робокопу» окатывать щиколотки парижан из брандспойта[51]. Еще есть грузовички, которые выполняют обе эти функции одновременно. И вся эта техника моет-чистит-драит под дружную брань парижан, недовольных возникающими пробками и замоченной обувью, но без техники город стал бы необитаемым.
Меня всегда завораживает зрелище, когда наш местный продуктовый рынок закрывается в два часа пополудни по воскресеньям и четвергам. Толпы рассосались, шатры собраны, торговцы упаковали или бросили нераспроданный товар. А тем временем армия «зеленых» бойцов приступает к работе. Картонные коробки загружаются в дробилку. Деревянные ящики укладываются в стопки. Не пригодный для переработки мусор подметается машинами и вручную и выбрасывается в кузов поджидающего грузовика. Меньше чем через час уже ничто не напоминает о том, что здесь шумела торговля, разве что мокрый асфальт на площади.
Рынок как таковой практически не изменился за столетия своего существования (если не считать присутствия экзотических фруктов и диковинных рыб), но вот уборка рынка – это уж точно XXI век. И она проходит одинаково на всех семидесяти с лишним городских продуктовых рынках раз или два в неделю.
То же самое бывает и после политических демонстраций – когда десятки тысяч активистов собираются в Париже и маршируют по его улицам, разбрасывая листовки, бутылки с водой, воздушные шары, плакаты, обертки от еды – и так в течение нескольких часов, – превращая бульвары в скопище мусора. Но едва замыкающие колонны прошествуют с песнями по заранее оговоренному маршруту, следом за ними устремляются полки уборочной техники и подметальщиков в куртках ядовитых расцветок, и весь этот мусор исчезнет быстрее, чем появился.
Бытует стереотип, что французы лентяи, но я еще не видел людей, которые работали бы более усердно, чем французы на уборке улиц в день всеобщей забастовки. Я писаю, значит, я существую
К сожалению, загаживают улицы не только рынки и марши протеста. Основная масса нечистот имеет куда менее благородное происхождение.
Я, наверное, больше, чем кто-либо, написал на тему собачьих безобразий на парижских тротуарах. Но самое ужасное – во всяком случае, для меня, – что парижане-мужчины так же активны, как и собаки. Я говорю не только о пьяных, которые лишены возможности контролировать любой из своих внутренних органов, а уж тем более мочевой пузырь. Я имею в виду трезвого, взрослого парижского буржуа практически любого возраста, который найдет тихий уголок, даже на относительно оживленной улице, быстро оглянется через плечо – нет ли кого поблизости? – и выпустит струйку мочи на стену, дерево или один из бесчисленных серо-зеленых металлических заборов, ограждающих участки ремонта дорог и стройплощадки. Потом он застегнет молнию брюк и покинет место преступления, а его дымящийся ручеек аккуратно потечет по тротуару, чтобы замочить подошвы ничего не подозревающих прохожих. Тот рекламный ролик газеты Le Parisien, описанный в первой главе, не был преувеличением.
У парижан есть оправдание такому антиобщественному поведению – впрочем, оправдания у них находятся для всего на свете. Они винят во всем городские власти, которые убрали с улиц старые добрые металлические urinoirs[52]. Их называли vespasiennes, в честь древнеримского императора Веспасиана, который обложил налогом общественные туалеты (надеюсь, парижанам известен сей исторический факт). Vespasiennes появились в Париже в 1834 году, хотя долгое время в городе действовал закон, запрещающий «справлять естественную нужду» на улице. До vespasiennes общественными туалетами служили бочки, кои – 478 штук, – будучи расставленными на улицах, вероятно, больше привлекали крыс и мух, нежели туристов.